| |||
|
| ВРЕМЕНА РЕВОЛЮЦИОННЫЕ |
|
Деревня наша маленькая была: всего 30 дворов. Каждую зиму наши мужики уходили на бойню работать. Это чтоб за зиму деньжонок заработать. Тяжёлое время было, шла первая империалистическая война. И вот они в Чите, ну мужики наши, связались с подпольщиками. А заправляли этим большевики Читинских железнодорожных мастерских. Мужики из нашей деревни: отец, брат отца, три сродных брата вошли в этот кружок. И когда уже к весне возвращались в деревню, то привозили с собой очень много нелегальной литературы. Эту литературу изучали, но очень секретно - ночами, когда народ в деревне спит. Крадче где-нибудь соберутся, ну и читают, обсуждают, но от меня они не сторонились. Я у них в доверии был и всегда ходил с ними. Выкопают значит книжки, принесут, позанимаются часа два или сколько там надо, потом обратно же эту литнратуру закопают. Большинство были книги Ленина, но помню был и «Капитал» Карла Маркса. И так шло до апреля 1918 года.
К этому времени сколотили хорошую ячейку, ещё человек восемь вовлеклись: таких надёжных, своих. На день Пасха была как раз, раньше то Пасху здорово праздновали. Утром встали (отец дня два, три тому как приехал), надо было завтракать. Только сели за стол, вваливается бурят (а кругом в деревне буряты жили, и зимник был километров пять, тоже буряты жили – местные, семей десять), вызывает отца во двор и говорит ему: - На рассвете офицер приехал, но так - как уже день начинался, то он спрятался. Спрятал коня, сам в юрте сидит. Коня то мы узнали - это конь кулака Ушакова из казацкого села Онон – Борзя. Отец ему говорит: - Ладно, ты обожди пока, не ходи никуда. Ну и быстро собрал своих родственников человек шесть, наверное, взяли: у кого что было. У отца пистонка была – дробовик такой. Ой, беда, надо было туда пулю забить, да пистон надеть, но в общем один раз выстрелишь, а потом с ней опять возни море. Вот таких ружей набрали и поехали, и я не отстал от них тоже. Заехали, окружили, бурят этот с нами, показал юрту, где офицер сидит. Мы к юрте, у него пистолет был, но стрелять он не стал, видит – ну одного убьёт, а остальные всё равно его кончат. Взяли его, пистолет отобрали, привели в деревню, а он не говорит: кто он, откуда, куда, чего… Ну что с ним делать? Но есть же такие горячие, нам что - фу сейчас поддёрнуть его. Связали руки назад верёвкой и раза два как дёрнули. А боль же, видимо, страшная , ну он и сознался, что он от атамана Семёнова послан в разведку, и казаков поднять. Причём у него списки были: опоры – надёжных людей в каждом казацком селе, и кого надо немедленно убрать, ликвидировать - значит. Повели его обратно, туда к бурятам, они у него там закопаны были, он показал где, откопали, забрали документы и привели обратно в деревню. А что с ним делать, не отпускать же и решили расстрелять его. Отвели его тут немного в лог и расстреляли без суда и следствия. Ну а дальше отец и говорит: - Ну, вот что, мужики (а тогда уже карательные отряды атамана Семёнова ходили), теперь нам обороняться надо. Если белые нас поймают, то капут будет. И вот сразу на дядю Мишу – отцова младшего брата выпало, что он должен встать на пост. Но уж Пасха есть Пасха, гуляет народ! Дело к вечеру, а он на посту. Все и забыли про него, он правда тоже выпил немного, потом взглянул… А там человек пятьдесят к деревне скачут. Ну кто они? Каратели или нет, разбираться некогда, он коня понужнул (мы с краю жили), бежит значит по деревушке: - Белые, белые! А сам удирает один, тут сразу стали имать его, поймали, спрашивают: - Скажи толком: что, да как? - А он: что вот идёт отряд карателей, надо убегать. Но и давай дело, уже темнеть начинает. У нас с отцом один конишко был. Отец на него. Я к нему: - Я не отстану. Что делать? Тут сосед и говорит (а он тоже собрался убегать): - У меня есть трёхлетка, но он не смирный. – а я и говорю: - Давайте всё равно. Запрягли его в телегу, а Мария – сестрёнка, та уже плачет: - И я не отстану от тебя. Потом гляжу: мужики уже побежали, со мной: Мария с корзинкой, ещё один сродный братан в мои года ко мне в телегу сел, его сестра тоже, с узелком опять же (мать продуктишек положила). Припустили, темно уже стало, слышим: мужики впереди бегут верхом, а мы сзади же на телеге. Бежали, бежали, а темно кругом, этот конь дикий дурит, бежит сколько силы есть. Где – то в яму ли, в канаву ли ударились, задки слетели с передков. Конь с передками убежал, а мы опрокинулись под задки. Что делать? Ночь. Бросили всё и в лес. Ночевали в лесу, в деревню не идём, а куда мужики убежали и где они не знаем. Вот они тоже в лесу дня три, наверное, жили. Потом разведку послали, карателей в деревне уже не было, никого не тронули и тогда в деревню вернулись все. Сразу в этот вечер 15 мужиков ушли к Лазо, то есть в штаб Забайкальского фронта, Лазо им командовал тогда. У Лазо пробыли до осени 1918 года. Когда с востока атаман Семёнов начал нажимать, а с запада белочехи (они прошли уже Иркутск и были в Улан – Удэ), Лазо дал команду расходиться в лес, создавать партизанские коммуны, а сам подался на Дальний Восток. И мужики ушли в лес, кто (мало правда) в деревне остался. В лесах создали лесные партизанские коммуны. Партизанили и жили так до марта 1919 года. Руководство получали опять таки от Читы, от читинских большевиков. В то время, однако и Постышев был в Чите и Ярославский. И вот по ихнему указанию в марте 1919 года выступили и направились в Александровский завод – это такое большое казацкое село. В Александровском заводе был значит вот этот самый Журавлёв – бывший царский офицер, но сам по себе – мужик добрый. Вот к нему и обратились, чтобы он возглавил вот этот партизанский отряд. А отряд был большой, уже больше полка, где-то около дивизии. Он согласился, возглавил отряд и повёл его на Козаково. Дошли до Богдати - это богатое село, и там нас окружили японцы и белые, там нас держали до осени 1919 года. Когда всё, что у нас было (и коней) поели, в общем питаться нечем было, решили прорываться. Во время прорыва смертельно ранили Журавлёва, и он умер. Тело его увезли и захоронили в лесу, но даже тело белые долго искали – так сильно он насолил им. Всё таки прорвались, уже было холодно - конец осени, потом зима 1919 года. Пошли отрядами: то нападём, то отступим, то снова нападём. Не давали им спокойной жизни, в общем воевали. И так весь 1919 год и до конца 1920 года. В конце 1920 года разбили белых. Последние бои шли в Даурии, это на границе с Манжурией. В Даурии, в церкви у них склады были, так они их вместе с церквой взорвали, а сами ушли за границу в Китай. |
| Записал на магнитофон |
|
со слов Ермолина Фёдора Николаевича его племянник Лиханов Александр Петрович, он же напечатал текст с сохранением выражений и оборотов используемых автором в своем рассказе.
Начало сентября 1975 года г.Иркутск |
